Про Рабиновича Иосифа, который не стал жестянщиком.
Во времена полнейшего застоя
Цейлонский чай - пределом был мечты.
Не знали мы, что секс оно такое,
Но строили и ГЭСы, и мосты.
Отделы виз, а также регистраций
Давали план по сданному жилью.
Цвела страна всех дружественных наций
В виду имели даже тут мою.
А в Жмеринке, в советской Украине,
Зашел раз хлопчик в кадровый отдел.
В вагонзаводе, что стоит и ныне,
Жестянщиком он очень стать хотел.
Как ваше имя? - Рабинович Ёсиф.
Пункт пятый? - Ну, конечно, - таки да!
Рабочим? Примем, мы совсем не против.
Бумаги лишь заполни и айда.
Но, тут загвоздка, я скажу читатель,
Каракули его не разобрать.
И было сказано, - товарищ нате,
Разборчиво пиши! Такую мать!
Года бегут, прошла Олимпиада,
На дольки развалился СССР,
Высокая разобрана преграда -
Стена в столице бывшей ГДР.
И вот в огромном городе Нью-Йорке,
Ох, далека от нас та сторона,
Есть улица, где бродят все до зорьки,
Бродвеем потому и названа.
Витрины - блеск! У той в которой кольца,
Большой припарковался лимузин.
Смотри-ка! Ёся! - жмурится от солнца,
При этом даже вовсе не один.
Шикарная блондинка рядом справа,
Вся из себя - не описать пером.
Сравненья нет, она и Шифер Клава
Как бабочка пред серым мотыльком.
Колье ей золотое выбирает,
Ценой, пожалуй, ровно миллион.
И на прилавок дипломат бросает.
Там деньги, что принес с собою он.
Оплата - долг, известно, честных граждан.
Под взглядом удивленным продавца,
Иосиф счет ведет купюре каждой,
И пересчетам не видать конца.
Не удержался стопроцентный янки,
- Экскьюз, но я имею что сказать,
Не проще, сэр на чековом вам бланке,
Лишь пару строк рукою написать.
С улыбкой мягкой, белозубой очень
Ему наш Ёся так проговорил,
- Когда б судьба дала хороший почерк,
Я б до сих пор в жестянщиках ходил.